4 апреля Московский городской приступил к рассмотрению дела по статье о госизмене (275 УК, от 12 до 20 лет лишения свободы) в отношении журналиста, экс-советника «Роскосмоса» Ивана Сафронова. Процесс проходит в закрытом режиме. Само обвинение в отношении Сафронова также засекречено. Свою позицию по отношению к обвинению он передал через своих адвокатов. В своем заявлении Сафронов говорит о том, что не признает свою вину, лишен права на защиту своих прав и не понимает смысла предъявленного ему обвинения. Приводим полный текст его заявления.
МОЁ ОТНОШЕНИЕ К ПРЕДЪЯВЛЕННОМУ ОБВИНЕНИЮ
Настоящим заявляю, что я не признаю себя виновным по предъявленному мне обвинению в совершении двух преступлений, предусмотренных ст. 275 УК РФ – государственной измене в форме шпионажа.
Я желаю выразить свое отношение к предъявленному обвинению.
1. Мне предъявлено обвинение по не предусмотренному УК РФ составу преступления.
В диспозиции ст. 275 УК РФ отсутствует упоминание о собирании в целях передачи, а также передаче представителю иностранного государства и иностранной организации сведений, составляющих государственную тайну.
Согласно требованиям уголовного и уголовно-процессуального закона, предъявление обвинение по не предусмотренному УК РФ составу преступления недопустимо.
2. Преступлений, по которым мне предъявлено обвинение, я не совершал.
Поставленные мне в вину действия сводятся исключительно к моей профессиональной журналистской деятельности и не имеют ничего общего с совершением преступления.
В рамках своей профессиональной деятельности я действительно получал из открытых источников сведения, относящиеся к предмету моей профессии – военной журналистике.
Обладая соответствующими профессиональными навыками, умея анализировать полученную информацию и делать из нее выводы, я готовил журналистские материалы, в которых не содержалось ни одной буквы и ни одной цифры, которые были бы получены мной тайно и тем более незаконно.
При этом в деле не просто отсутствуют какие бы то ни было сведения, из которых можно было бы понять у кого, когда, при каких обстоятельствах и какие сведения, составляющие государственную тайну я, якобы, «собирал», но в целом ряде процессуальных документов, органом предварительного следствия прямо утверждается, что эти обстоятельства следствием не установлены.
Это не просто незаконно, это предельно дико – обвинять меня в особо тяжком преступлении – государственной измене форме шпионажа – и при этом не объяснять в чем эти измена и шпионаж заключаются.
Во время предварительного следствия я десятки раз говорил следователю А.С.Чабану, что могу без труда показать открытые источники, из которых я почерпнул использованные мной при написании журналистских материалов данные.
Я просил предоставить мне нескольких часов и компьютер, чтобы доказать свою невиновность – я мог показать следователю открытые источники Интернета, в которых содержалась вся использованная в моей работе информация.
Я нахожусь в тюрьме, там у меня нет компьютера.
Адвокаты не имели возможности приходить ко мне в следственный изолятор чаще одного раза в месяц. Таковы условия работы изолятора. Не только в изолятор, но даже в кабинет следователя, где мы с ними периодически виделись, адвокатов не пропускали ни то что с ноутбуком или смартфоном, но даже с чистой бумагой и кодексами!
Как при таких условиях я должен был доказывать свою невиновность, кроме как прося следователя обеспечить мой доступ в Интернет? Следователь в удовлетворении моих и моих защитников ходатайств отказывал, цинично заявляя, что «предоставление Сафронову И.И. доступа в ИТКС «Интернет» выходит за рамки полномочий следователя». Это действительно предельный цинизм, если только не преступление против правосудия – обвинять человека в совершении особо тяжкого преступления с санкцией до 20 лет лишения свободы и лишать его возможности защищаться.
3. При этом я никогда не получал допуска к сведениям, составляющим государственную тайну.
Никто и никогда не знакомил меня с нормативными актами, определяющими предмет государственной тайны.
Я не знал и не мог знать, что использованная мной в рамках журналистской деятельности и полученная из открытых источников информация якобы относилась к сведениям, составляющим государственную тайну.
И я не знаю этого до сего дня.
Но я точно знаю, что не бывает преступления без вины.
Поэтому я абсолютно уверен, что не могу быть осужден за распространение собранных мной легально и открыто, как журналистом, сведений.
Сведений, которые находились в публичном доступе.
Сведений, об относимости которых к предмету «государственной тайны» я не только знал, но даже не мог догадываться.
4. Скажу больше. Меня обвиняют в том, что распространенные мной сведения составляют государственную тайну.
Я задаю вопрос – а кто вообще сказал, что эти сведения действительно секретные, тайные?
Мне говорят в ответ, что об этом сказано в секретных положениях, приказах, инструкциях.
Но я не знаю этих секретных приказов и инструкций, как и не знает о них любой человек с улицы!
Покажите мне эти приказы и инструкции, я не обязан верить обвинению на слово; я не могу защищаться от обвинения, которого не понимаю!
Ни у меня, ни у моих адвокатов доступа к этой «секретной» нормативной базе нет. В материалах дела эта нормативная база отсутствует. В открытом доступе ее также не имеется. В постановлении о моем привлечении в качестве обвиняемого она не названа, в обвинительном заключении отсутствует даже ее описание.
Мои защитники многократно просили разъяснить, какой конкретно нормативной базой закреплено отнесение якобы распространенных мной сведений к предмету государственной тайны, ознакомить их с ее содержанием.
На это следователь заявил, что адвокаты не имеют права на ознакомление с правовыми актами и документами, носящими секретный характер.
Это полнейшее издевательство над законом и здравым смыслом! Объясните мне – как вообще можно защищаться от обвинения, которое обусловлено положениями скрываемых от обвиняемого и его защиты законов?
5. Предъявленное обвинение мне абсолютно не понятно.
Я множество раз просил следователя разъяснить мне его, но получал неизменный отказ.
Я говорил об этом десятки раз, а теперь заявлю об этом суду – я не в состоянии защищаться от обвинения, которое не понимаю не только я, но и, уверен, не понимает сама сторона обвинения.
Поэтому я вынужден буду повторить то, что говорил следователю десятки раз:
— Выдвинутое против меня обвинение не содержит описания вмененных мне в вину действий.
В обвинении начисто отсутствует указание на то, какие конкретно сведения, составляющие государственную тайну я, якобы, передавал представителю иностранного государства и иностранной организации. Нет такого описания и в обвинительном заключении.
Я не могу защищаться от обвинения, которое не выдвинуто. – Предъявленное мне обвинение не содержит указания на то, у кого, когда, при каких обстоятельствах и какие сведения, составляющие государственную тайну я, якобы, собирал. Отсутствует подобное описание и в обвинительном заключении.
Я не в состоянии опровергать события, о которых мне не известно. Мне непонятно предъявленное обвинение в части, якобы, получения мной от «преступной деятельности» «незаконного» и «преступного» дохода. Пусть мне объяснят о каких деньгах идет речь, пусть мне скажут – где, когда и за что я их получил – и тогда я с удовольствием докажу, что эти деньги не имеют отношения ни к какой незаконной или преступной деятельности! – Меня обвиняют в том, что в рамках «шпионских заданий, полученных от *****» я, якобы, «осуществил собирание интересующих НАТО сведений, составляющих государственную тайну».
О том, что в обвинении не сказано, в чем эти «сведения» заключаются, я уже говорил.
Но еще мне не понятно, когда я эти сведения, якобы, собирал. Этих данных нет ни в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, ни в обвинительном заключении.
Поставьте себя на мое место – вам говорят, что вы совершили преступление, но не сообщают какое именно преступление, и когда. Как вы будете защищаться от этого абсурда?
6. По делу допрошены десятки свидетелей – секретоносителей, в том числе должностные лица высшей государственной иерархии. Ни один из допрошенных не признал, что сообщал мне сведения, составляющие предмет государственной тайны.
В материалах дела есть сотни часов тайной «прослушки» моих разговоров за несколько лет, в том числе с чиновниками самого высокого уровня.
Ни в одной из «прослушек» не существует даже намека на получение мной сведений, составляющих государственную тайну.
Мою квартиру прослушивали несколько лет, за мной несколько лет ходили буквально по пятам.
И снова – не установлено ни малейших следов моей «шпионской деятельности».
Самое удивительное заключается в том, что все это признает сторона обвинения!
В обвинительном заключении сказано прямо – понять откуда я получил данные, якобы составляющие «государственную тайну», следствию не удалось.
Так вот я говорю вам откуда я все это получил – из Интернета, из официальных публикаций должностных лиц, из газетных статей, из открытой аналитики моих коллег!
По закону я и мои защитники имеют право заявить следователю о лицах, подлежащих вызову в судебное заседание для допроса и подтверждения позиции стороны защиты. А следователь обязан указать этих лиц в списке свидетелей обвинительного заключения.
Нами это было сделано. Мы просили включить в список подлежащих вызову в судебное заседание со стороны защиты лиц – 29 свидетелей, большая часть из которых уже была допрошена следователем.
Кроме того, мы просили вызвать в суд более 10 экспертов и специалистов, участвовавших в расследовании дела.
Уголовно-процессуальный кодекс РФ не содержит положений, позволяющих следователю отказывать в таком требовании стороны защиты. Однако следователь в нашем требовании отказал. В список свидетелей не было включено ни одного из более чем 40 указанных защитой лиц. Ни одного!
Это просто немыслимо. Мне отказывают в праве защищаться. Мне отказывают в праве на защиту в принципе!
И я понимаю с чем это связано.
С одной стороны, все названные мной лица дадут показания о том, что я не совершал преступления. С другой стороны, большинству из них придется объясняться в своих действиях. В деле имеются десятки часов аудиозаписей разговоров «свидетелей», из числа высших должностных лиц государственной иерархии. И то, о чем многие из них говорили, часто сводилось к нелицеприятным оценкам действий и личных качеств высокопоставленных деятелей России.
Но одно дело – предъявить лишенное элементарного правового и нравственного основания обвинение журналисту, и совершенно другое – предъявить претензии людям в больших чинах.
Но при этом факт остается фактом – я не использовал в своих журналистских материалах ни одного слова, ни одной неосторожно или с похвальбой сказанной этими людьми фразы относительно их мнения о личности или действиях какого-либо высокого сановника, если только чувствовал, что эти слова действительно могут нанести вред моей стране, пошатнуть чей-то авторитет, продемонстрировать слабость. И это не пустые слова – в обвинении нет ни единой буквы, свидетельствующей об обратном.
К моему сожалению, суд в предварительном слушании не расценил отказ включения заявленных защитой свидетелей в список обвинительного заключения в качестве существенного нарушения закона.
Сказать, что это меня удручает – значит ничего не сказать.
Неужели я не могу защищаться в суде от предъявленного обвинения, представляя доказательства свой невиновности?
Зачем тогда вообще нужен суд?
Судом было предложено стороне защиты приводить свидетелей в процесс самостоятельно.
Простите, но я нахожусь в тюрьме и не могу этого сделать. И я не представляю, как это могут сделать, с учетом должностного положения целого ряда свидетелей, мои адвокаты.
Думаю, что моих защитников самих, при первой же попытке их встречи с некоторыми из свидетелей и экспертов, куда-нибудь немедленно отведут.
7. По делу допущены чудовищные нарушения моего права на защиту. Об этом подробно сказано в ходатайствах моих адвокатов. На признании этого факта мы будем настаивать.
Не может быть приговора там, где обвиняемому запрещено защищаться.
Сейчас я хочу привести лишь один пример.
Мои защитники четырежды, еще на этапе предварительного следствия, обжаловали в суд действия и решения следователя, нарушающие мое конституционное право на защиту.
Жалобы подавались начиная с 17 сентября 2021 года.
По нормам Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации такие жалобы должны быть рассмотрены в течение 5 суток со дня их поступления в суд.
По факту, ни по одной из жалоб судом вступившего в законную силу решения до настоящего времени не принято.
Прошло отнюдь не 5 суток, прошло больше полугода, но ни одна из поданных в суд жалоб до конца не рассмотрена.
А теперь производство по жалобам будет прекращено в связи с поступлением моего дела в суд.
Кроме того, я и мои защитники не ознакомлены с материалами дела. Ознакомление с делом было прекращено следователем незаконно, о чем подробно сказано в ходатайствах моих защитников.
Я не знаю, произведут ли впечатление на суд мои слова и моя просьба. Но мне не остается ничего другого как просить у суда о том, чтобы он вслушался в мои слова – я не совершал никакого преступления. Год и девять месяцев меня понуждают сказать, что я виновен в государственной измене. Но я повторяю и буду повторять – я не виновен.
Я буду просить у суда содействия в восстановлении моего нарушенного права на защиту.
Это, по моему убеждению, должно выражаться в следующем:
— В разъяснении стороной обвинения якобы «предъявленного» мне обвинения. Я не в состоянии защищаться от того, что не сформулировано в постановлении о привлечении меня в качестве обвиняемого.
— В ознакомлении меня с той нормативной базой, в нарушении положений которой я обвиняюсь. Я не в состоянии опровергать то, что я не нарушал законы, о существовании которых мне ничего не известно и которые мне не показывают.
— В обеспечении мне возможности выхода в ИТКС «Интернет» для поиска и последующего предоставлению суду доказательств того, что вся собранная и распространенная мной информация находилась в открытом доступе и, следовательно, в моих действиях отсутствует состав преступления – государственной измены в форме шпионажа. Я имею право на опровержение лживых доводов надуманного обвинения о том, что я являюсь государственным преступником.
— В обеспечении вызова в суд всех свидетелей стороны защиты, а также всех экспертов и специалистов, о включении которых в соответствующий список обвинительного заключения я заявлял на имя следователя. Я имею право на предоставление доказательств своей невиновности.
— В предоставлении мне возможности дополнительного беспрепятственного изучения материалов уголовного дела. Я имею право знать, чем, по мнению следствия, подтверждается моя виновность.
Сафронов И.И.
Ранее открытое письмо Профсоюза журналистов и работников СМИ в поддержку Ивана Сафронова подписали более 680 журналистов.
Подробнее о деле Сафронова можно прочитать тут.
