Новости

Журналистка Алина Щеглова: «Я борюсь не только за себя»

26 апреля в Новгородском районном суде был оглашен приговор бывшему главному редактору муниципальной газеты «Новгород» Михаилу Боголюбову. Мужчине было предъявлено обвинение по статье о насильственных действиях сексуального характера (ст.132 ч.1 УК РФ) в отношении журналистки Алины Щегловой. Судья Игорь Коляниченко приговорил Боголюбова к четырем годам колонии.

Напомним, журналистка портала «Новгород.ру» Алина Щеглова рассказала об изнасиловании в октябре 2019 года. После того, как Алина написала заявление в Следственный комитет, ей позвонила жена Михаила Боголюбова — полковник полиции Алла Егорова и попросила забрать заявление. Журналистка отказалась забирать заявление, а позже стокнулась с виктимблеймингом: её начали оскорблять в социальных сетях и распространять слухи о том, что она имеет корыстный умысел оклеветать Боголюбова чтобы занять его должность в газете. По словам Щегловой, после возбуждения уголовного дела против насильника следственные действия постоянно затягивались без каких-либо объективных причин. В силу широкой огласки, настойчивости журналистки и профессиональной работы адвоката дело удалось довести до суда. О том, как это было, с Алиной Щегловой поговорила Софья Русова

– Зачем ты дала подписку о неразглашении, когда началось расследование?

Когда началось общение с правоохранительными органами после моего заявления у меня не было защитника рядом, меня консультировал по телефону юрист Алексей Прянишников из правозащиты «Открытки», он мне сказал, что я имею право не подписывать этот документ, но я была один на один со следователем и, честно говоря, просто растерялась и подписала.

– То есть на этом настоял следователь?

Да. 

– Как он мотивировал то, что надо ее подписать?

Он говорил, что таким образом адвокаты противоположной стороны не смогут воспользоваться какой-то информацией, которую я распространяю, но сейчас мне уже это кажется слабой аргументацией.

– Как зовут твоего адвоката, который тебя защищал? И как вы нашли друг друга?

Адвокат Константин Маркин. Это была забавная история – мне изначально сказали, что новгородские адвокаты работают довольно странно и к ним лучше не обращаться. А потом мне позвонила супруга Константина и сказала, что он готов представлять мои интересы. Я очень сомневалась, так как он живёт в Великом Новгороде, но работает чаще в других регионах. Поэтому я спросила у адвоката и правозащитницы Мари Давтян совета, вдруг она его знает. Она сказала – «если это тот самый, кого я знаю, то берите». Я открыла его профиль в фейсбуке, а там написано «Тот самый». Оказалось, что он несколько лет назад добился от Верховного суда решения о том, что мужчины-военные могут брать отпуск по уходу за ребёнком. Мужчина, который взял на себя смелость уйти в отпуск по уходу за ребёнком не мог не вызвать у меня доверия, поэтому я обратилась к нему. И ни разу не пожалела.

– Ты первый раз в суде участвовала как заявительница?

Да, раньше я в суд попадала только в качестве журналиста. 

– Процесс вел судья мужчина. Не было ли со стороны него предвзятого настроя к делу или к тебе лично? Тебе так не показалось?

К судье у меня никаких претензий. Он снимал все вопросы, которые к делу не относились (например, вопрос про меня и феминизм, который задавали адвокаты стороны защиты) и пресекал давление на меня – когда адвокаты стороны защиты по кругу задавали одни и те же вопросы. Судья очень внимательно слушал обе стороны, это было очевидно. Так как на моей стороне были более весомые доказательства, он вынес такое решение. Судья был очень корректным, никакого негатива с его стороны я не видела, да и то, что он поддержал требование прокурора о четырех годах, тоже о многом говорит, потому что обычно дают меньше, чем обвинение просит. 

– Кого из свидетелей допрашивали во время процесса? 

Свидетелей было очень много, их показания были разными в зависимости от того, кого из сторон они лучше знали. Например, те, кто были лучше знакомы с насильником, говорили о том, что моё платье было «излишне откровенным», хотя это не так, оно было просто красивым вечерним платьем в пол с вырезами. Но при этом ни один свидетель не сказал, что моё поведение было каким-то вызывающим

– Его (Боголюбова) родственники не пытались больше на тебя оказывать давление во время суда? 

Нет, только после подачи заявления со мной связывалась его жена, когда не вышло уговорить меня его забрать, она попытки прекратила. 

– Я правильно понимаю что он не раскаялся прощения не попросил?

Нет, он до последнего говорил, что ничего криминального не сделал.

– В суде Боголюбов заявил, что они готовы идти до Верховного суда…

Это их право, но добиться они ничего не смогут, все доказательства подтверждают мою позицию. 

– Ты с такой выдержкой и достоинством держалась эти полтора года – что давало тебе силы и желание не опускать руки?

Я понимала, что правда на моей стороне. Я была зла на систему, которая должна была мне помочь, а в итоге стала одной из проблем. Однако меня поддерживали другие женщины, которые сталкивались с насилием, но не смогли дойти до суда. Они говорили, что я борюсь не только за себя. После таких слов просто нельзя было остановиться.

– К сожалению, в России пока вина чаще возлагается на жертву и иногда в случае широкой огласки увольняют не агрессора/насильника, а женщину. Наверное тебе повезло и у тебя оказался отличный коллектив в издании. Но это не всегда так. Как думаешь, что может изменить ситуацию, когда виновата женщина и в том числе на работе она не может найти поддержки и опять оказывается в сложной ситуации?

Я очень надеюсь, что в этом может помочь огласка и рассказы о том, как это на самом деле происходит. Насильники сильны до тех пор, пока их поддерживает большинство. Если большинству рассказать о том, через что нужно пройти жертве, чтобы добиться хотя бы доведения дела до суда, возможно, это поменяет отношение общества. Для меня было большим потрясением увидеть каков реальный масштаб числа жертв, которые ничего не смогли в итоге добиться. 

– Девочек не всегда учат любить себя, а иногда наоборот прививают терпимость к насилию. Почему ты не стала терпеть насилие и как ты будешь объяснять своим дочкам что насилие недопустимо? 

Когда следователь мне сообщил, что я могу забрать заявление (что было не так, конечно), я сказала ему, что у меня растут две дочери. И я не смогу им в глаза смотреть, если не попытаюсь постоять хотя бы за себя и если не буду знать, что сделала всё, чтобы хотя бы один насильник перестал ходить с ними по одним улицам. Мои девочки пока не знают ничего об этой истории, возможно, и не узнают, но я это сделала и ради них тоже.