Парламент Чечни направил в Государственную Думу России законопроект о внесении изменений в статью 4 Федерального закона «О средствах массовой информации», предложив дополнить его таким абзацем: «Запрещается распространение в средствах массовой информации, а также в информационно-телекоммуникационных сетях сведений о национальной принадлежности, вероисповедания и принадлежности к народам Российской Федерации лиц, причастных к совершению преступлений». Инициатива вызвала оживленную полемику в журналистком сообществе, а Профсоюз провел дискуссию на эту тему.
Понятие «национальность» в России имеет несколько иное значение, чем в большинстве стран, где оно почти что тождественно «гражданству», то есть имеет политическое значение. В России под «национальностью» имеют в виду принадлежность к группе людей с общими корнями, языком, культурой и историей. Поскольку исторически Россия – это империя, данное определение тоже не имеет точных границ. Например, часть казаков в России из-за своих исторических и культурных особенностей говорят о себе как об отдельной национальности. По данным переписи 2002 года, более 140 тысяч жителей РФ назвали себя именно «казаками». То есть значение этого понятия скорее этническое.
Мы обсудили в режиме онлайн-конференции с коллегами из разных регионов и других стран, какие существуют подходы к этому вопросу в разных странах. Есть ли какие-то устоявшиеся практики? Или запреты? Что считается приемлемым, а что неприличным? Существуют ли какие-то письменные кодексы этики? И нужно ли эти нормы закреплять в законах?
Предложения парламента Чечни (читай: Рамзана Кадырова, который вступил в открытую перепалку с целым рядом журналистов и пропагандистов) выросли из недавних инцидентов. Но вот заголовки изданий первой величины: «Трое дагестанцев избили заступившегося за девушку пассажира метро» (Лента.ру), «Расправа на камеру: дагестанец избил сослуживца при свидетелях» (Государственный телеканал «Вести»). Насколько приемлемо и оправданно такое указание на происхождение преступников?
Понятие «дагестанец», которое часто используют в СМИ, имеет не больше смысла, чем «москвич» или «ростовчанин», то есть именно национальность в сообщениях не упомянута. Речь ведь не идет о кумыках, лакцах, лезгинах или ком-то ещё. Для массовой аудитории это определение в таком контексте несет явный эмоциональный посыл – «кавказский чужак». И это чревато ростом встречной агрессии.
В этом смысле мотивация инициативы депутатов из Чечни вполне понятна. Тем более, что статья 26 Конституции России гласит: «Каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность. Никто не может быть принужден к определению и указанию своей национальной принадлежности». Исходя из данной конституционной логики, можно было бы сказать, что никто не вправе определять и указывать национальную принадлежность другого без его явного согласия.
Однако, например, комиссия по свободе информации и правам журналистов Совета по правам человека при Президенте РФ полагает, что «запрет упоминать национальность преступника в СМИ только усугубит ситуацию с распространением криминала и поможет злоумышленникам скрываться от правосудия». Комиссия, по заявлению ее главы Павла Гусева, считает этот законопроект противоречащим Конституции.
Вопрос о соответствии этих предложений Конституции стоит оставить юристам-конституционалистам и, возможно, Конституционному суду. Перед нами же, как перед профессиональным сообществам, стоит скорее вопрос о том, стоит ли вводить новые запреты в многострадальный российский Закон о СМИ, который был когда-то одним из самых прогрессивных в мире. Или профессиональное сообщество может и должно само создать рамочные правила для тех случаев, когда упоминание «национальности» в публикациях имеет общественно значимую нагрузку и необходимо, а когда оно неприемлемо, неэтично и вредно. Проблема эта не исключительно российская. Дискуссии об этом идут и среди коллег в других странах.
